А его все нет и нет. Уйти подполковник уже не мог. Решение твердое: должен повидать. В Ленинград приехал в командировку, завтра уезжает назад, в Москву. Другого такого случая не будет.
И вдруг… Он ли? Темная шляпа, синий плащ. Человек еще далеко, только вышел из-за угла дома, идет неторопливо. Но походка военная. Походку эту кадрового, немало послужившего человека узнаешь сразу, пусть на нем и костюм сейчас штатский.
Подполковник решительно поднялся, подошел к подъезду: станет сворачивать, тут и…
Смотрел, не спуская глаз с того, кто приближался. Тот тоже, видно, заметил военного, прогуливающегося у подъезда. Но мало ли кто тут может стоять! Мельком поглядывал и опять отводил глаза. И все-таки странно: так пристально смотрит этот военный. А подполковник уже видел знакомое, хотя и несколько изменившееся лицо: появились складки, кажется, чуть отцвела голубизна глаз, посветлела. Но прежняя орлиность во взгляде, властность — их не сгладило даже время — остались. «Ах, полковник, полковник!.. Владимир Иванович!» — шепчет мысленно подполковник, не спуская глаз, совсем забыв, что вот так, в упор, сверлить идущего на тебя человека неучтиво, бестактно.
А тот продолжает идти. И теперь его уже, кажется, начал беспокоить этот упорный, пристальный взгляд. «Странный подполковник! Странный взгляд!» — подумал человек в плаще и, сердито вскинув глаза на военного, повернул к двери подъезда.
И вдруг внезапно:
— Владимир Иванович!
Человек резко обернулся, на лице сложная гамма — сердитость, недоумение, беспокойство. А подполковник улыбается, вскинув руку к козырьку форменной артиллерийской, с черным околышем фуражки. Подобрался — и по-военному:
— Разрешите доложить? Инженер-подполковник Горбачев, специальный корреспондент газеты «Красная звезда»…
И словно вихрь пронесся по лицу Владимира Ивановича:
— Постой, постой! Горбачев! Ты?! Комбат?! Лейтенант Горбачев?!
И — шаги друг к другу. И объятья — крепкие, мужские.
— Вот не ожидал! Вот случай! История! — в явном замешательстве повторял полковник. — В дом! В дом!.. Без всяких возражений.
Вскоре пришла и жена Владимира Ивановича.
— Лида! Лидия Ивановна, гость у нас! Горбачев, помнишь? Комбат был, молодой… — Но спохватился: — Ах да, конечно же, не помнишь! Война была… Наезжала ты раз-другой. Где уж тебе запомнить…
Подполковник, встав навстречу хозяйке, вновь подумал о времени: были они тогда молодыми лейтенантами, и Лидия Ивановна — жена командира полка — была молодой. Она их могла и не заметить. Ничего удивительного. Но они-то, конечно же, замечали ее в те короткие наезды…
На столе дымился ужин.
— Значит, Николай Андреевич, специальный корреспондент? А инженер? Как же так?!
Николай Андреевич положил на стол две книги:
— Вот вам, Владимир Иванович, на память. От меня…
Тот смотрел на титульные листы книг, читал дарственные надписи.
— И… писатель!
— Да, Владимир Иванович, хотя еще не совсем… — весело проговорил инженер-подполковник. — Словом, путь за эти годы был долгий… Не икалось вам? Я же все эти годы вспоминал вас часто. Вспоминал до шестидесятого года, признаюсь, недобро… Начиная с сорок восьмого, когда вы, Владимир Иванович, не отпускали своего комбата учиться на редакторский факультет… А послали в радиотехническую академию. Помните? Думал, жизнь изломали, не туда подтолкнули…
— Да если бы я знал! — искренне, с горечью произнес полковник. — Если бы! Что так выйдет, знать бы! Разве встал бы поперек пути!
— Нет-нет, Владимир Иванович! Так я думал, повторяю, до шестидесятого года. Потом метаморфоза произошла настоящая: вспоминал добром. Спасибо вам!
И подполковник стиснул сердечно руку Владимиру Ивановичу. Тот смотрел, прищурив голубые глаза.
— Не понимаю тогда, — проговорил он, и в голосе его прозвучало замешательство.
…Победа застала лейтенанта Горбачева и минометную батарею, которой он командовал, в Чехословакии. Еще утром 8 мая немцы сопротивлялись. Батарея вела огонь, и сам Горбачев находился на НП в передовой линии пехоты. А потом весь день гнали фашистов. И вечером — капитуляция! Победа!
Утром к комбату подошел командир взвода младший лейтенант Нифонтов — красивый, с бакенбардами, голубоглазый:
— Товарищ комбат… Вот стихи. Почитайте!
Стихи о победе, о чувствах солдат, и показались они неплохими. Нифонтов уже не впервые доверялся комбату со стихами и всякий раз при этом заливался краской. Но, видимо, догадывался: он будет правильно понят.
— А ведь я тоже писал, — улыбнулся Николай Андреевич. — Было. Даже в прозе себя пробовал…
— Так и думал! А почему же?..
— Не знаю. Война…
— Списала и это, что ли?
— Нет, не совсем так.
И, может быть, действительно, в первый раз вдруг засосало, защемило под ложечкой: «Что же это, верно „списала“? Несерьезно было? Пожалуй, нет — просто не хватало времени…»
…Войска перебазировались своим ходом из Чехословакии в Венгрию. В лесу, в сорока километрах от Будапешта, солдаты жили в полуземлянках. Потом эшелоны потянулись на Родину. Бывалых солдат пригрела родная русская земля. И полк приступил к мирной учебе. Тут же и батарея лейтенанта Горбачева: прыгали с парашютами, учились минометному бою, стрельбе — солдату ратный труд нельзя прерывать ни на минуту.
Но теперь уже в свободное время Горбачев заполняет блокноты наблюдениями, зарисовками боевых дел — вновь «заговорил» тот «червь», что беспокоил его и тогда, когда он учился в Махачкалинском дорожностроительном техникуме и позднее — в Ростовском морском…